Все братья Люксембурги занимались боксом у Сиднея Джаксона.
Бруклинский профи, готовивший себя в чемпионы мира в лёгком весе, в результате исторических катаклизмов и нелепых случайностей, Джаксон стал основателем боксерской школы в далекой Средней Азии, в неведомом Ташкенте, заслуженным тренером СССР, его называли Сиднеем Львовичем, он воспитал множество разных чемпионов, включая чемпионов мира и похоронен на Боткинском кладбище, на той его части, которая и по сию пору называется Коммунистической. Там похоронены многие знаменитости, и бруклинский легковес, ставший ташкентским мифом, покоится тут по праву.
Семья Мотеля Люксембурга, богобоязненного коммерсанта из Бухареста, была принесена в Ташкент протуберанцами других исторических метаморфоз. Четверо братьев занимались боксом и добились (невольный каламбур) успеха. Двое из них пошли учиться в ТашГУ на отделение русской филологии и стали писателями. И продолжили быть русскими писателями уже в Израиле, куда репатриировались в 82-ом, вместе с отцом.
Как можно следить за спиралями и зигзагами этих судеб? Спокойным, всепонимающим взглядом, с застывшим в углах глаз смехом и слезами.
Григорий Люксембург, многократный чемпион Узбекистана и Израиля, участник войны Судного Дня, автор трех сборников стихов. Вместе с братом он уже много лет проводит в Иерусалиме молодежные боксерские турниры памяти Джаксона.
-.-
Приведенное здесь стихотворение очень ташкентское не только по названию, но и по духу. Часто в многонациональном городе любовь не хотела знать общинных перегородок. И это пересечение границ не всегда бывало безболезненным.
Домик в Ташкенте
Там собака, как встречи залог,
У ворот деревянных томится.
И шумит у окна тополек,
Узнавая родимые лица.
Там чугунный Христос на стене
Смотрит с болью на женское тело…
Чьи-то руки мелькают в окне,
Чьи-то пальцы стучатся несмело.
И, как будто прощаясь навек,
Ставит женщина реквием Баха.
И выходит босая на снег –
Словно саван, ночная рубаха.
