Пациентка приехала в Израиль страдать, лечиться, а может быть и умирать. Была она из провинциального города, расположенного в том краю, где из-под земли добывают главный источник российского благополучия. А, как говорил один старый еврей, кто в аптеке работает, тот всегда вату имеет. Интересно, что говорил он это в Ташкенте, где уж чего-чего, а недостатка в вате никогда не было. Каждый год шесть миллионов тонн этого добра, включая приписки и махинации, вызревало под нежадным местным солнцем. Присловье, судя по всему, он привез в бедном своем багаже из иных краев, где хлопок не растет.
Короче, деньги у пациентки были. Поэтому, когда у себя, там, в богатом недрами краю, ей сказали, что кровоточащая гуля у нее в желудке, ничто иное как рак, то она не стала долго собираться.
В аэропорту ее встретил парень, с которым она списалась по интернету, кликнув на первую строчку в списке, который ей выдал поисковик.
Приехала к самой войне. Тель-Авив, конечно, не Сдерот, но и там периодически выла сирена, и девочки в хаки из Службы тыла, на смешном русском языке, на котором в России разговаривают антисемиты, когда рассказывают еврейские анекдоты, объясняли постояльцам «Хилтона» куда бежать, когда завоет, и сколько есть времени, чтобы добежать.
Пациентка обстрелов боялась, но не больше, чем окружающие ее израильтяне, и не больше, чем уготованных ей страданий. А пока ни шатко, ни валко проходила обследование и готовилась к мукам. Сделали ей анализы крови, компьютерную томографию, засунули всевидящую кишку через рот, а прошествии нескольких дней – наоборот. Потом доктор, который говорил по-русски получше тех солдаток, но все равно – иначе, с другой музыкой, помял ей живот и прописал какие-то таблетки.
Она ходила по вечерам, когда спадала жара, по набережной, смотрела на море или на тусующуюся, несмотря на войну, молодежь, на стариков на лавках. Ходила, думала, примеряла на себя разной продолжительность и тяжести варианты ее предстоящей жизни.
Прошла неделя и ей снова засовывали всевидящий шланг. И, когда она отдремалась, откашлялась и отплевалась, то все тот же доктор сообщил ей, что никакого рака у нее нет. Была язва, но и она зажила. Гемоглобин, который выше шестерки уже год, как не поднимался, сейчас подбирается к десятке и есть все шансы, что доберется. Она может возвращаться домой. Правда, с некоторым запасом таблеток.
В кафе у больницы ее ждал тот, выданный поисковиком. Все это время он возил ее, заказывал очереди, переводил с иврита. А иногда помогал переодеваться перед процедурой или кормил – после.
- Завтра еду в Иерусалим. Молиться буду, – сказала она.
- Нет проблем, будет вам экскурсовод, – ответил он. – А у нас, похоже война заканчивается.
Она хотела что-то сказать, но губы шевелились с трудом, то ли от волнения, то ли анестезия еще не прошла.
Назавтра, ближе к ночи ему позвонил экскурсовод и сказал, что вернулся один, пациентка решила провести ночь в Иерусалиме, в монастыре, в молитве.
Она позвонила дня через три, когда он размышлял не отправится ли ему на поиски или лучше перепоручить это израильской полиции, и сказала, что вернется не скоро.
